Кори Фельдман: «Он был мне как старший брат»

Актер Кори Фельдман, в детстве друживший с Майклом Джексоном, вспоминает его в своей автобиографии “Coreography”. Кори и Майкл познакомились в 80-е годы и общались на протяжении многих лет. В начале 2000-х между ними произошел разлад, положивший конец их дружбе (об этом Фельдман также рассказывает в книге). В этой статье приведены отрвыки из автобиографии Кори Фельдмана, в которых речь идет о Майкле.

michael-jackson-corey-feldmanРазумеется, я знал, кто такой Майкл Джексон, еще до появления музыкального канала MTV. Как бы знал. Я слышал песни “Rock with You” и “Don’t Stop ’Til You Get Enough”, хотя на тот момент не осознавал, что их поет один и тот же человек. Вообще-то, я даже не осознавал, что их поет мужчина. Я практически не застал Майкла Джексона конца семидесятых, но Майкл Джексон, за которым я наблюдал с открытым ртом, сидя в гостиной моих дедушки и бабушки в мае 1983 года — вот это был парень, про которого мне хотелось узнать побольше.

Motown 25: Yesterday, Today, and Forever, концерт, на котором Джексон впервые продемонстрировал свои легендарные танцевальные па — один из культовых моментов в истории, вроде высадки на луну или убийства Кеннеди; все помнят, где именно они были, когда это произошло. Это отложилось в моей памяти, неизгладимо запечатлелось на невидимую кинопленку моего сознания. Эти кудряшки! Сверкающая перчатка! Лунная походка! Я никогда ничего подобного не видел. Даже мой дедушка, в некоторой степени расист (все свое детство я слышал, как он называл чернокожих людей «негритосами»), был под впечатлением. Это выступление стало началом моего восхищения Майклом, так же как и для многих других людей. Я немедленно отправился в магазин и приобрел альбом. Это была первая пластинка, купленная мной на собственные деньги. Вскоре после этого вышел “Thriller”, величайший видеоклип всех времен. Четырнадцать минут чистого волшебства, срежиссированного великим Джоном Лэндисом.

Рекламная кампания “Thriller” носила гигантские масштабы, и только-только появившийся канал MTV крутил его круглосуточно. Каждый час, строго по часам, я бросал все свои дела и летел к телевизору. Я изучал это видео до тех пор, пока не запомнил каждый бит, каждый вздох, каждое слово диалога и, разумеется, каждую секунду танца.

Мама записала меня в танцевальный класс, когда мне было семь лет. Там изучали чечетку, а также танцевальные движения «shuffle, heel» и «kick, ball, change». Я провел большую часть времени, уставившись в стену или на свои ноги. Когда я вышел оттуда, мама посмотрела на меня и покачала головой.

— Ты, должно быть, самый неуклюжий ребенок в мире, — сказала она. Результат был тот же, что и на различных прослушиваниях, когда меня заставляли петь “Raindrops Keep Fallin’ on My Head” и я просто не мог воспроизвести мелодию. Было очевидно, что и танцор из меня неважный.

Но просмотры танцев Майкла повлияли на меня каким-то образом. Он двигался по-особенному — так плавно и текуче, словно скользил по льду. Наверное, я просто сумел поймать этот ритм, потому что внезапно начал танцевать. Как Майкл Джексон. Конечно, я не был готов кому-либо это показывать (по крайней мере, не в тот момент). Но я запирался у себя в комнате, тренировался делать лунную походку перед зеркалом и чувствовал себя хорошо. У меня появилась уверенность в себе. Это часть волшебства Майкла. Каким-то образом, просто приняв какую-то позу, просто услышав ритм вступления “Billie Jean”, я чувствовал себя гораздо лучше, и это ощущение подарил мне именно он.

Когда я заканчивал работу на съемках фильма «Гремлины» зимой 1984 года, моя любовь к Майклу Джексону превратилась в полноценную одержимость. Кто-то, уже не помню, кто именно, купил мне одну из этих блестящих перчаток а-ля Майкл Джексон — дешевую, маленькую, плохо сшитую перчаточку, обмазанную клеем и обсыпанную блестками. В середине восьмидесятых они были везде, но я обожал ее. В этой перчатке я хранил мелочь, закручивая верх и засовывая ее под ремень в брюках, как поясной кошелек. Я скупал все журналы для поклонников, часами пялился на концертные фотографии Майкла и решил, что нам просто-таки суждено встретиться. Не могу объяснить, почему. Мне было одиннадцать, и я был неисправим.

Однажды я работал с Джо Данте над перезаписью диалога. Во время каждого перерыва в записи я все говорил и говорил про Майкла Джексона. У меня рот не закрывался. Наконец Джо повернулся ко мне и раздраженно сказал:

— Знаешь, а он однажды приходил к нам на съемочную площадку.

Я замер на месте:

— Что?

— Да, он приходил к нам в гости.

— В самом деле?

— Ну да, он же друг Стивена [Спилберга], поэтому пришел посмотреть на съемки. И провел с нами целый день. Вообще-то, он и домой ко мне приходил. Стивен привозил его с собой.

— А тебе удалось увидеть, как он танцует? — спросил я.

— Да, конечно, он показывал нам лунную походку.

Думаю, Джо сказал мне все это только для того, чтобы раз и навсегда заткнуть меня. Но эффект получился прямо противоположный.

Когда я начал работу над фильмом «Балбесы» год спустя, уже всем было известно, что Стивен Спилберг и Майкл Джексон в самом деле дружили. (Джексон даже исполнил песню “Someone in the Dark” для фильма «E.T.») Я сообразил: если Майкл Джексон приходил на съемки «Гремлинов», почему бы ему не заглянуть и на съемочную площадку «Балбесов»? Мне всего лишь надо попросить Стивена. Я так и сделал. Я делал это каждый день. По 150 миллионов раз. Я приставал к нему все три месяца, которые мы провели в Орегоне, и каждый день, когда мы продолжали съемки в Лос-Анджелесе. Я просто не мог сдерживаться. Я должен был встретиться с Майклом Джексоном, даже ценой своей жизни.

* * *

Я сидел в школьном трейлере, репетируя с другими актерами из «Балбесов», когда в дверь внезапно постучали. Нам принесли гигантскую картонную коробку, адресованную всем детям, задействованным в фильме. Внутри лежали семь атласных курточек с логотипом The Jacksons Victory Tour. И тогда я понял, что моя мечта вот-вот сбудется.

Несомненно, тур Victory был на тот момент самым ярким событием в мире музыки. Я надоедал Стивену просьбами достать мне билет, звонил на радио KIIS-FM, надеясь выиграть один в ежедневных конкурсах, но коробка с фирменными куртками тура от Майкла Джексона превосходила все мои самые смелые мечты. Билеты прибыли вслед за куртками вместе с приглашением встретиться с Майклом после шоу. Кажется, всего нам выдали 16 пропусков за кулисы — достаточно для основного состава, кого-то из родителей, двух наших преподавателей и Марка Маршалла, ассистента Стивена. Марк привык руководить детьми-актерами, так что было естественно, что именно он повезет нас на стадион Dodger Stadium. Тот концерт стал одним из последних, на котором все шестеро братьев Джексонов выступали вместе. Это был декабрь 1984 года, последняя остановка полугодовых гастролей.

На тот момент единственным концертом, на котором я побывал, было шоу Styx в Форуме, когда их хит “Mr. Roboto” только начал подниматься в хит-парадах. Тур Victory был совершенно другого уровня. Энергия толпы, пульсирующая сквозь тебя волнами, чувствовалась даже на наших местах на самой галерке стадиона. Мы сидели так высоко на трибунах, что Джексоны казались не крупнее муравьев на сцене. Но это не имело значения. Я мечтал об этом моменте.

Остаток концерта вспоминается мне как размытое пятно, лучше всего я запомнил, как отчаянно я хотел, чтобы он поскорее закончился. Именно тогда все и случится — я увижу Майкла. Но когда зажегся свет и люди потянулись к выходу, планы внезапно изменились: Майкл отправлялся обратно в отель. Нам предложили встретиться с ним там. Однако когда мы сели в автобус, оказалось, что мы едем домой. Это было не по плану! Мы должны были посмотреть концерт, потом встретиться с Майклом, а потом непременно с ним подружиться. Так что, черт возьми, произошло?

Приехав утром в студию Warner Brothers, я немедленно принялся выяснять, что случилось. Кто знал, какие планы у Майкла дальше? Может быть, он отправится в тур на другой конец света. Может, закроется в студии для работы над новым альбомом. Я не собирался упускать этот шанс, так что сразу же побежал к Стивену Спилбергу.

— Что случилось? Мы так и не встретились с Майклом!

— Да, знаю. Мне очень жаль.

— Что? А тебе-то почему жаль?

— Ну, Майкл хотел пригласить всех к себе в номер, а я отговорил его. Я подумал, что это будет неуместно.

Я уставился на него.

— Я решил, что это будет несколько чересчур, — продолжал Стивен. — 16 человек в одном номере. Он только что закончил тур. Вероятно, он очень устал.

Я хмыкнул. Мне-то наивно казалось, что Майкл Джексон не уставал.

— Кори? — позвал меня Стивен, ощутив мое расстройство. — У меня есть хорошие новости, — он подождал, пока я подниму голову и посмотрю на него. — Он приедет на съемочную площадку.

— Когда?

— Точно не знаю. Через две недели, возможно, но это еще не стопроцентно. Напомни мне на следующей неделе.

Я напоминал ему и на следующей неделе, и каждый день после этого. Но всякий раз, когда я спрашивал, выяснялось, что что-то пошло не по плану или у Майкла поменялся график. Я боялся, что меня просто обманули, что, может быть, встреча так и не состоится. Я пребывал в постоянном возбуждении, но уже не решался надеяться. Меня ведь столько раз разочаровывали.

* * *

Ожидание прибытия Майкла было сплошной агонией. Понятия не имею, что мы в тот день проходили в школе, я так и не смог сосредоточиться. Я просто молился, чтобы его график не изменился в который раз и он не отказался от встречи в последний момент.

Во время каждого перерыва я бежал через площадку к Стивену, поскольку мне казалось, что Майкл появится именно там. Я наблюдал, как Шон, Ки, Джефф и Стивен работали над сценой в одной из пещер, расположенных в дальнем конце павильона 15. Я стоял у входа в пещеру, отпустив воображение в свободный полет, и тут внезапно ощутил холодок. По моей коже пробежали мурашки. Это был он. Я чувствовал его. Я медленно повернулся — и увидел в другом конце павильона Майкла Джексона, шедшего прямо ко мне в сопровождении начальника охраны, Билла Брэя.

Он словно сошел с экрана телевизора — на нем был черный милитари-пиджак с гигантскими золотыми пуговицами, сверкающий пояс, мягкие туфли и белые носки. (Позднее я осознал, что приметил и его запах. Майкл всегда обильно поливался одеколоном, в те дни он пользовался маркой Giorgio Beverly Hills. Я терроризировал свою бабушку до тех пор, пока она не отвела меня в парфюмерный магазин, где я раздобыл бесплатный образец.) Я сорвался с места и побежал. На полпути мне удалось кое-как успокоиться. Мне вовсе не хотелось, чтобы его телохранитель подумал, будто я собираюсь на него наброситься. И вот я оказался возле него. Именно тогда я понял, что понятия не имею, что сказать. Стоя прямо перед ним, буквально у него под носом, я наконец пробормотал:

— Э-э… прошу прощения… Ты Майкл Джексон?

Он посмотрел на меня сквозь свои гигантские очки-авиаторы — их стекла были до того темные, что я вообще не видел его глаз, — и тихо ответил мне своим знаменитым фальцетом:

— Да, а ты кто?

— Я Кори Фельдман, — сказал я. — Я один из «Балбесов».

— О, привет, Кори, как дела?

Я ощутил, как на моих губах расцветает улыбка, выдавил из себя еще одно «привет» и отбежал в сторону, чтобы смотреть на него с некоторого расстояния. Я представился, мы наконец-то официально познакомились, но я слишком нервничал, чтобы сказать что-то еще. Я держался поблизости и наблюдал, как Майкл поздоровался со Стивеном, как они обнялись и как один из ассистентов предложил ему что-нибудь выпить.

— Яблочный сок, — сказал он. — Немного яблочного сока, пожалуйста.

Ха. Он попросил не кока-колу, не воду и ничего из того, что я считал напитком для взрослых. Очень интересно, подумалось мне. Он словно… ну, не знаю… вызывал ощущение какого-то родства душ.

* * *

Весь день я бегал между павильонами и школьным трейлером. Я не мог просто ходить за Майклом, поскольку у меня были обязанности на съемочной площадке. Наконец меня позвали в павильон Стивена, чтобы отснять сцену, где мы вставляем ключ в виде черепа в углубление в стене пещеры.

Кто-то принес для Майкла кресло режиссера. После завершения работы над эпизодом Стивен сел рядом с ним. Стоя в пещере и болтая с Шоном и Джеффом, я заметил, что Стивен и Майкл смеялись, шутили и шептались о чем-то. Затем Майкл указал на меня. Внезапно Стивен поманил меня к себе.

— У тебя в «Гремлинах» была другая прическа? — спросил он меня.

— Да.

Стивен повернулся к Майклу:

— Ну вот. Ты был прав.

— Так и знал! — рассмеялся Майкл. А затем произошло невероятное — он повернулся ко мне и заговорил со мной. — Кори, ты так здорово играл в этом фильме.

— А ты смотрел его?

— Еще бы. Мы с братьями заканчивали репетиции в туре пораньше, чтобы посмотреть фильм, снова и снова. Мы прокрадывались в кинотеатр и садились в последнем ряду. В то лето это был мой любимый фильм.

— Ты это серьезно?

— Конечно! Ты прекрасно играл. Думаю, ты один из лучших детей-актеров в мире. И еще я думаю, что ты будешь следующим Марлоном Брандо.

Величайший артист мира только что сказал мне, что считает меня хорошим актером. Я чуть не упал в обморок.

Несколько минут спустя мы уже позировали фотографу — кто-то собрал всю группу, чтобы сфотографироваться с Майклом. Затем я нехотя вернулся в школьный трейлер, а когда позднее снова подошел к павильону, Майкл уже уехал.

* * *

Звонил телефон.

Я уже почистил зубы, натянул пижаму и забрался в постель, когда услышал звонок. И еще подумал, может ли это быть Майкл. Затем рассмеялся. Это было глупо. Я улегся, подложил руку под голову и закрыл глаза. Затем бабушка приоткрыла дверь в мою комнату, впустив луч света.

— Кори? — прошептала она. — Тебе звонит Майкл Джексон.

Я сел. О боже, это происходит на самом деле. Отбросив одеяло, я выскочил из кровати, бросился в холл, через кухню, где курил мой дедушка. Он посмотрел на меня. Я знал этот взгляд, говоривший мне: «У тебя есть пять минут, парень». Я также знал, что уже нарушил правила, поскольку не лег спать вовремя, ожидая звонка. Разумеется, это так просто не сойдет мне с рук, но этот звонок явно продлится дольше пяти минут.

* * *

В тот день месяцем ранее, когда Майкл посетил съемочную площадку «Балбесов», мне так и не довелось попрощаться с ним. У меня было ощущение, словно мне никогда не знать покоя. Все окружающие, включая Стивена, утешали меня, говорили что-то вроде «не волнуйся, он вернется» или «я уверен, у тебя еще будет шанс». Но я не понимал, почему все вокруг относятся к ситуации столь легкомысленно. Неужели они не осознают, что большинству людей шанс выпадает только раз? Далеко не каждый день ты наталкиваешься на Майкла Джексона на улице. Каким это образом, по их мнению, все могло наладиться? Как я мог «не волноваться»? Для двенадцатилетнего пацана это был отвратительный совет.

Я отчаянно жаждал увидеть его снова, но в глубине души предполагал, что все кончено. Мне уже дали шанс встретиться с ним, сфотографироваться, обменяться парой слов, поздороваться. Я все это испытал. Поэтому оставалось только одно — жить дальше. Незадолго перед этим мы с пятидневки перешли на шестидневную рабочую неделю. Для ребенка это был напряженный график. Я мог с головой уйти в работу и отвлечься.

Однажды я заканчивал обедать в кафе студии Warner Brothers, разделенном на две зоны: основной общий зал, где блюда подавались как в кафетерии, и VIP-зал, в котором были столики для резервирования, официанты и изящно одетый метрдотель. Разумеется, мы никогда там не ели. Тот зал был для важных персон.

Доев свой обед, я собирался направиться к павильону 16 и внезапно увидел целую толпу людей у входа. Кто-то стоял в центре. Подойдя ближе, я увидел краешек рукава белой кожаной куртки и чьи-то черные кудри. И тут же понял, что это не просто кудри. Это кудри кого-то из Джексонов. Затем я понял, что человек, стоявший в толпе, был старшей сестрой Майкла. Я подбежал к Марку Маршаллу, который тоже возвращался с обеда.

— Это Латойя? — спросил я.

— Ага. А я не говорил, что они сегодня приедут?

Они?

— Она приехала с Майклом.

— Он вернулся? Но зачем?

Он посмотрел на меня, хитро улыбаясь:

— Ну как же, повидаться с тобой, конечно.

Всего лишь один из примеров знаменитой доброты Марка Маршалла: он мог и слегка приврать, если это поднимало ребенку настроение.

— Мне никто не сказал, что они приедут! — воскликнул я, уже отбегая от него и проталкиваясь сквозь людей, пока не пробрался в середину. Там стояли Латойя, Майкл и Стивен. Стивен, махнув рукой, сказал:

— Пошли, я покажу вам кое-что.

Мы как раз работали над сценой в органном зале, где Энди (Кэрри Грин) должна была сыграть несколько аккордов, чтобы открыть потайную дверь. Если она играла хоть один аккорд неправильно, пол под нами обваливался, оставляя нас болтаться над пропастью с риском упасть и разбиться насмерть. Снаружи вся эта конструкция, возвышаясь над землей, напоминала воронку, сложенную из досок.

Съемки этой сцены стали вершиной нашего опыта по самостоятельному исполнению трюков. Стивен стоял внизу под нами, его камера смотрела вверх, а мы стояли на карнизе у него над головой, привязанные к органу тросами, прицепленными к специальным ремням у нас под одеждой. Когда пол обваливался, мы должны были зацепиться за стены пещеры и держаться, чтобы не упасть в пропасть. Это было на самом деле страшно. Внизу под нами был Стивен, его съемочная группа и целое море дорогого осветительного оборудования. Не очень удобное место для приземления, если один из тросов оборвется.

Майклу все это казалось чрезвычайно увлекательным: он начал спрашивать, можно ли ему подняться по лестнице и постоять внутри движущихся декораций. Группа по спецэффектам переглянулась — такие случаи страховкой не предусматривались. А что если Майкл Джексон упадет и покалечится? Однако дети стали упрашивать, и Стивен решил, что вреда не будет.

Я встал рядом с Майклом и сказал, что помогу ему безопасно подняться наверх, так что ему лучше «следовать за мной». Едва я увидел, что это сработало и он почувствовал себя комфортно, я решил, что пришло время. Я набрался смелости, сделал глубокий вдох и сказал:

— Знаешь, а я очень расстроился, когда ты в прошлый раз уехал. Я думал, что никогда тебя больше не увижу.

— Тебе следовало знать, что я вернусь, — ответил он. — Конечно же, я вернусь проведать вас, ребята.

— Ну, да… но…

Я вспомнил все фотографии, на которых Майкл был с детьми вроде Эммануэля Льюиса. Мне так хотелось быть одним из этих детей…

— Не знаю, почему, — сказал я, — но я чувствую, что мы должны стать друзьями. Я знаю, что ты дружишь с детьми… Как думаешь, если я дам тебе мой номер телефона, ты мог бы как-нибудь позвонить мне?

— Конечно.

Уф, это оказалось легко.

— В самом деле? — переспросил я, убедившись, что расслышал правильно.

— Разумеется. Без проблем.

Я осмелел:

— Значит, если я дам тебе номер, ты обещаешь позвонить?

— Я обещаю.

— Когда? — допытывался я.

— Я позвоню сегодня вечером.

* * *

Я вернулся домой к бабушке и дедушке в состоянии мандража и прыгал по дому, опьяненный волнительным ожиданием. Но когда я сказал бабушке, что мне позвонит Майкл Джексон, она наградила меня насмешливым взглядом.

— А тебе не кажется, что у него есть дела поважнее?

Она была права. Но я все равно часами сидел у телефона. Я отказался идти ужинать. Я отказался выходить из гостиной. Я собирался ждать всю ночь — и прождал в итоге до одиннадцати вечера, пока бабушка с дедушкой не погнали меня спать. Когда я брел в свою комнату, бабушка положила руку мне на плечо:

— Он очень занятой человек, Кори. Нельзя ожидать от него, что он бросит все.

Я это знал. И поэтому, когда он наконец-то позвонил, я едва не потерял сознание.

Мы проговорили два с половиной часа, до половины второго ночи. Больше всего мне запомнилось то, что говорить с ним было все равно что говорить с другим ребенком. Он немного рассказал о Поле Маккартни, и хотя мне нравилась песня “Say, Say, Say”, на этом мои познания о Битлз заканчивались. Он сказал мне, что Маккартни написал для него еще одну песню в конце семидесятых.

— Она называется “Girlfriend”, — уточнил он. — Слышал ее?

— Не уверен, — я не знал эту песню, но не собирался признаваться ему в этом. — А какая у нее мелодия?

Он напел мне припев. Боже мой, подумал я, Майкл Джексон поет мне по телефону.

Когда разговор подошел к концу (у меня уже слипались глаза), я спросил его, можем ли мы быть друзьями.

— Конечно, мы будем друзьями, — ответил он.

— Ты уверен?

— Да.

— Но откуда ты знаешь?

— Потому что теперь у меня есть твой номер. Я только что вписал тебя в свой маленький черный блокнот.

Это я тоже очень хорошо запомнил.

* * *

Познакомиться с легендарным исполнителем само по себе было невероятно. Поддерживать с ним контакт — совершенно другое дело. В те дни не было мобильных телефонов и интернета, а Майкл постоянно путешествовал по миру, жил в этаком «пузыре» (который сам же и создал вокруг себя) и был, в общем, параноиком. Его номер телефона менялся каждые несколько месяцев.

Впервые я узнал об этом, когда позвонил ему и попал на автоответчик, сообщавший, что набранный номер отключен. «Ну все! — подумал я. — Он никогда больше не будет говорить со мной!» Позже он объяснил, что у него так часто бывает.

— Нет, глупенький, я меняю свой номер не из-за тебя, — сказал он. Вскоре я узнал, что, когда Майкл менял свой номер, он менял все свои номера.

Тогда он жил в Хейвенхерсте, фамильном доме Джексонов в Энсино. В доме была студия звукозаписи, производственные помещения и множество офисов, включая кабинет для его личного ассистента. Все эти «отделы» обладали собственными телефонными линиями, но номера были последовательными. Например, если личный номер Майкла был 788-8234, это означало, что другие номера (в доме, студии, в офисах и на охранном пункте у ворот) будут 788-8235; 8236; 8237 и т.д. Если мне не сразу давали его новый личный номер, я обычно мог угадать его сам. Я просто набирал последовательные номера, и каждый раз кто-то отвечал «MJJ Productions» или просто «MJJ», пока я не находил номер его комнаты.

С Майклом штука была в том, что, едва ты становился своим, он вел себя как обычный человек. Если звонок был на его личный номер, он подходил к телефону сам, а не посылал ассистента. У него не было каких-то мудреных процессов проверки звонившего. Но зато у него было великолепное чувство юмора.

Майкл умел имитировать разные голоса. Одной из его любимых имитаций был голос консервативного белого американца, очень похожий на комедианта Дэйва Шапелла, когда тот притворялся белым. Иногда Майкл так отвечал по телефону. Если ты не знал эту игру и просил позвать к телефону Майкла, он мог ответить: «Здесь нет никакого Майкла Джексона. Я не знаю, о ком вы говорите, мистер». Если же ты был «свой», то узнавал голос и представлялся соответственно, и тогда он немедленно переключался на знакомый высокий фальцет: «О, привет, Кори, как дела?» Я понял, что это был способ избегать разговора с людьми, с которыми ему говорить не хотелось.

Иногда он поднимал трубку, но не говорил ни слова. Ты слышал, как подняли трубку, и говорил: «Алло? Эй, Майкл! Ты там?», но на другом конце провода стояла тишина. Это бесило меня. Обычно после довольно долгой паузы он начинал говорить, но иногда эта тишина затягивалась на десять-пятнадцать минут. Разумеется, большинство звонивших вскоре бросало трубку. Но только не настырный подросток.

Иногда я слышал странное постукивание, словно кто-то колотил трубкой о твердую поверхность. Когда я спросил об этом Майкла, он ответил, что это, вероятно, Бабблз. «Если он выбирается из клетки, то иногда поднимает трубку». Однако это не казалось мне правдоподобным. Мне чудилось, что Майкл играет со мной, и мне это не нравилось. Это заставляло меня гадать, каким же является настоящий Майкл Джексон, прятавшийся за темными очками и всем этим блеском.

Когда работа над «Балбесами» подходила к концу, мы с Майклом общались регулярно, примерно раз в две недели. Приблизительно в то же время я решил, что хочу снова пригласить его на съемочную площадку как своего личного гостя.

— Тут столько всего нового, — говорил я ему. — Ты видел не все наши приключения.

— Что ты имеешь в виду?

— Я хочу устроить тебе частную экскурсию. Покажу тебе внутренности пиратского корабля и все секретные места. Я хочу показать тебе, как тут все устроено.

Я также хотел показать ему свою гримерную. Когда ты еще ребенок, и у тебя есть друг, ты ждешь не дождешься подходящего момента, чтобы показать ему свою комнату. В данном случае в роли комнаты выступала моя гримерная в студии Warner Brothers.

Он долго молчал, и я начал нервничать. Не переборщил ли я? Может, я сказал что-то лишнее? Наконец, он спросил:

— Что мне надеть?

Пройдет много лет, прежде чем я осознаю, что основой волшебства Майкла, одной из составляющих его гениальности как исполнителя было то, что он всегда, всегда был в рабочем режиме. И очки, и костюмы, и блестки, и даже его одеколон — все было подчинено его искусству. Он никогда не выходил из образа. Он никогда не был не Майклом Джексоном. Гораздо позже я стал по-настоящему обращать внимание на все эти детали. Это естественно — хотеть подражать своему кумиру. Что бы он ни делал, это становилось для меня образцом, который я примерял на себя. Однако тогда я просто этого не понимал. Я думал, что было бы здорово увидеть его в обычной одежде.

— А нет ли у тебя простых джинсов и футболки? — спросил я.

— Конечно, есть, — ответил он.

Мы запланировали его визит на субботу, когда на голливудских площадках нет такой суеты, как обычно. Я сам взялся за организацию его приезда и проинформировал менеджеров Стивена. Я поговорил с Ричардом Доннером. Я проверил, готов ли для него пропуск на охранном пункте у главного въезда Warner Brothers. Но когда он приехал на черном мерседесе с затемненными стеклами, на нем была полная «амуниция» — черные туфли, белые носки, черные брюки и какой-то идиотский пиджак, усыпанный блестками. Его волосы были идеально завиты, очки на носу, как обычно.

— А где же джинсы? — спросил я.

Он посмотрел вниз, на свои ноги:

— Это и есть джинсы.

— А, — скептически отреагировал я. — А ничего, если они запачкаются?

— Да нормально!

И вот тут я заметил, что он привез с собой Эммануэля Льюиса. Казалось, все складывалось в соответствии с моими планами: меня познакомили с другими его друзьями-детьми. Наконец-то я вошел в круг приближенных Майкла.

* * *

Джефф Хоффлин, Кори, Майкл, Эммануэль и Латойя в кинотеатре Майкла в Хейвенхерсте
Джефф Хоффлин, Кори, Майкл, Эммануэль и Латойя в кинотеатре Майкла в Хейвенхерсте
Мы с Майклом Джексоном дружили уже примерно год, когда он позвонил мне, сразу после завершения съемок «Останься со мной», чтобы пригласить меня на вечеринку у него дома. Я никогда не был в Хейвенхерсте — роскошном особняке в тюдорском стиле, который Джо Джексон приобрел для своей семьи в ранних семидесятых, но истории об этом доме уже стали легендами: Майкл выкупил дом у отца в начале восьмидесятых и сразу же развернул там реконструкцию, продлившуюся два года. Он выстроил кинотеатр на 32 места, пруд с декоративными карпами, зоопарк, магазинчик сладостей и двухметровую диораму с Белоснежкой и семью гномами (о которой очень любят упоминать репортеры). (К моему смятению, никакие Пираты Карибского моря не прятались в подземелье под задним двором — это оказалось простой сплетней.) Однако Хейвенхерст во многом был первой попыткой Майкла создать «Неверленд». Когда он позвонил мне и пригласил на праздник, я еще не видел этот дом своими глазами.

В поместье было множество детей: там были и Шон Астин, и Ке Хью Кван (кажется, я даже сам пригласил их), а также другие люди, состоявшие в тех или иных отношениях с семьей Джексонов. Меня познакомили с доктором Стивеном Хоффлином, пластическим хирургом Майкла, который по совместительству играл на вечеринке фокусника, и его сыном Джеффом, который в будущем станет моим пластическим хирургом. А вот Элизабет Тейлор так и не приехала.

Что касается Майкла, то он занимался тем, что балансировал на одноколесном велосипеде, одетый в какой-то старинный костюм артиста водевиля.

Сразу за гостиной была игровая комната, в углу которой находилась винтовая лестница, а снаружи — лестница, ведшая на балкон второго этажа. Именно этой внешней лестницей пользовался Майкл, возвращаясь на вечеринку — он входил в игровую комнату с заднего двора. (Он постоянно то появлялся, то исчезал и всегда опаздывал. Ему нравились эффектные появления. Порой одного было недостаточно.) Я заметил, что волосы у него были длиннее, чем обычно, — он уже начал экспериментировать с внешностью для альбома Bad.

— Кори! — позвал он, увидев меня. — Ты уже видел фокусника?

Я начал было говорить, что уже познакомился с доктором, но понял, что Майкл показывает на кого-то другого — вероятно, второго фокусника. Позднее я узнал, что на вечеринке в тот день было три фокусника.

— Я хотел бы представить тебе Великого и Неповторимого Маджестика, — сказал он, протягивая руку своему другу. — Маджестик, это Кори Фельдман. Один из «Балбесов».

Маджестик усмехнулся.

В последние годы Маджестик часто появлялся на публике, особенно сразу после смерти Майкла в 2009 году и во время суда над доктором Конрадом Мюрреем. Он часто показывался рядом с Джо на различных мероприятиях и интервью, а порой выступал с заявлениями от имени семьи. Истинный характер его отношений с Джексонами — тайна, покрытая мраком. Я часто гадал, не может ли он быть их кровным родичем. Наверняка мне было известно только то, что он был с семьей лет двадцать и вертелся среди Джексонов, сколько я его помню.

Вечеринка продолжалась, и я беспрепятственно бродил по комнатам на первом этаже. Тогда я наткнулся на множество коробок, помеченных надписью «Jackson Victory Tour» и наваленных в комнате, примыкавшей к холлу. Я не удержался и заглянул внутрь. Вытащил расшитую стразами перчатку и надел.

— Тебе нравится? — спросил Майкл, внезапно появившись из-за угла.

Кори смотрит, как Майкл позирует со своей восковой фигурой дома в Энсино
Кори смотрит, как Майкл позирует со своей восковой фигурой дома в Энсино
У Майкла было множество разных перчаток, расшитых стразами, он носил их много лет. Перчатки были синие, красные или покрытые сетью камешков, но перчатка, которую я взял, была белой и расшитой крошечными кристаллами Сваровски. Я едва мог в это поверить: на моей руке — кусочек истории.

Майкл, однако, был обезоруживающе легкомыслен в отношении таких вещей. Для него они были не историческими артефактами, а всего лишь частью его гардероба. Если тебе нравились его знаменитые солнечные очки Ray-Ban, он мог снять их с себя и отдать тебе, насовсем. Или же если ты спрашивал его про куртку с буквой М, которую он носил в клипе “Thriller”, в следующее мгновение ты уже примерял ее. Куртка просто висела у него в шкафу.

После этой вечеринки в Хейвенхерсте я не видел Майкла много месяцев.

* * *

— «Я достану твою задницу».

— Алё? — я покрепче прижал трубку к уху.

— Кори, это Майкл. Your butt is mine.

— Чего? О чем это ты?

— Gonna make it right.

Что?!

— Тебе нравятся эти слова? Это текст моей новой песни. Она называется “Bad”.

Мы с Майклом не говорили несколько месяцев, но его звонок случился очень вовремя и оказался несколько пророческим. Как только в Лос-Анджелесе возобновились съемки «Пропащих ребят», я уж точно стал «плохим».

* * *

Я не видел Майкла несколько месяцев, но мы наконец-то смогли запланировать встречу. Он заехал за мной на своем мерседесе. За рулем сидел Билл Брэй, начальник его охраны, а мы с Майклом устроились на заднем сиденье. Он искал подходящие места для съемок нового клипа, “Smooth Criminal”; мы направлялись в студию 20th Century Fox, чтобы проверить одну из съемочных площадок фильма «Два Джейка», сиквела к «Чайнатауну». Он надеялся, что это вдохновит его, поскольку для клипа “Smooth Criminal” ему нужна была атмосфера гангстерских 30-х годов.

В дружбе с Майклом были и свои трудности — либо мне никто не верил (по крайней мере, за пределами развлекательной индустрии: дети, с которыми я общался в школе, отнеслись к этой информации скептически), либо все хотели познакомиться с ним через меня. В тот день я прихватил с собой маленький магнитофончик. Я держал его в кармане своих широченных штанов.

— Что это? — спросил Майкл, когда я забрался в машину.

— Где?

— У тебя как будто кирпич в кармане.

— Ой! — я уже и забыл, что у меня там лежало. — Это магнитофон. Я хотел спросить, можно ли мне записать какие-нибудь наши разговоры за сегодня, ну, чтоб у меня было? Просто на память.

— Конечно, — ответил он, не раздумывая, словно ему было совсем наплевать на запись. Пока мы ехали из Энсино, разговор переключился с моих школьных и домашних проблем на то, как его обижали в семье (в свои тридцать лет он все еще страшно боялся своего отца), а затем, так же внезапно, — на бизнес. Он расспрашивал меня о моих менеджерах и о том, о чем я вообще никогда не думал и в чем вообще не разбирался. Есть ли у меня адвокат? Агент? Бизнес-менеджер? Кто мой бухгалтер? Какие инструкции я ему давал? Какой процент эти люди получали от моих заработков? Куда инвестированы мои деньги? Есть ли у меня портфолио? Помню, как я рассмеялся — мне казалось, это очень смешно, словно он забыл, что я всего лишь ребенок. Да что я мог знать о бизнес-менеджерах и портфолио? Как жаль, что я не задумался серьезнее о том, что именно и почему он спрашивал.

В какой-то момент мы стали обсуждать его грядущий мировой тур, рассчитанный на шестнадцать месяцев и пятнадцать стран. Тур должен был стартовать будущим летом.

— После тура я прекращаю, — сказал он.

— Что ты имеешь в виду?

— Я все поменяю. У меня будет новый имидж. Никакой больше перчатки. Никакой шляпы.

— Как это — никакой перчатки? — спросил я. — Ты не можешь избавиться от перчатки!

— Мне придется это сделать, Кори. Я не могу постоянно делать одно и то же. Нужно изменяться и развиваться. В этом все наше волшебство. Ты не можешь быть предсказуемым. Едва твои поклонники решат, что знают, чего от тебя можно ожидать — ты становишься неинтересным. Нужно двигаться вперед, постоянно.

— В этом есть смысл, — сказал я, играя с магнитофоном, лежавшим у меня на коленях. — Но перчатку тебе придется носить. Хотя бы когда поешь “Billie Jean”.

— Думаешь?

— Если ты не наденешь перчатку на “Billie Jean”, поклонники будут разочарованы. Я буду разочарован. Ты должен ее носить хотя бы на этой песне.

Какое-то время он обдумывал это.

— Ладно, я сделаю так. Я буду петь другие песни, а в самом конце вытащу перчатку, и все сразу поймут, какой номер будет следующим.

— Точно поймут.

— Хорошо, я буду носить перчатку и шляпу, но только на “Billie Jean”.

* * *

Каким бы безумным ни был мир Майкла Джексона, он стал для меня счастливым местом. Майкл был против наркотиков и алкоголя и вообще был до ужаса правильным. В его присутствии нельзя было ругаться. Дружба с Майклом вернула мне невинность. Когда я был с ним, я чувствовал себя десятилетним мальчишкой.

— Давай что-нибудь придумаем, — сказал он. Мы сидели в столовой Хейвенхерста. Только что закончился ужин. Редкий вечер, когда дома больше никого не было. — У тебя есть идеи?

— Сам мне скажи, — ответил я. — Это твой дом.

— Может, поедем в Диснейленд?

Я выглянул в окно. Снаружи уже стемнело, время было около семи.

— А как же вся твоя охрана?

— А мы никому не скажем, что мы туда поехали. Только ты и я.

Мы запрыгнули в его мерседес и отправились в Вествуд, к высотному многоквартирному дому на бульваре Уилшир.

— Вот только маскировку какую-нибудь прихватим, — пояснил он, направив машину в подземный гараж. Я понятия не имел, что у Майкла, оказывается, есть квартира. Мы воспользовались служебным лифтом, поднялись в пентхаус, зашли внутрь, и тут я понял, что в квартире пусто. Посреди комнаты стоял письменный стол и стул, в углу — маленький обеденный столик, и больше ничего не было. А вот шкаф был набит битком. Майкл перебирал парики, фальшивые усы, клоунский грим, накладные носы, шляпы. Иногда он надевал эти странные костюмы и пытался выйти на улицу и смешаться с толпой. Пока он рылся в шкафу, я осматривался.

На стене висело зеркало в полный рост; на зеркале восковыми мелками был нацарапан список — названия песен, которые он думал внести в свой новый альбом. В самом низу он написал: «Потянет ли это на 100 миллионов?»

Майкл был одержим идеей, что Bad должен продаться большим тиражом, чем Thriller, невзирая на то, что многие в музыкальном бизнесе говорили, что это невозможно. (Более чем через тридцать лет после первого релиза Thriller остается самым продаваемым альбомом в истории.) Рядом с зеркалом на стене были расклеены записки с аффирмациями. Я просто не мог поверить, что даже Королю поп-музыки порой приходилось бороться с неуверенностью в себе.

Я собрал волосы в хвост на затылке и нацепил усы и темные очки, а Майкл прилепил себе фальшивый нос и дополнил его очками и гигантским афро-париком. И мы отправились в Диснейленд как два простых парня. (Хотя на Майкле все еще были его традиционные черные туфли, белые носки, а из-под красной куртки выглядывала белая футболка с V-образным вырезом. Понятия не имею, как нам удалось пройти незамеченными.) Мы бродили по сувенирным магазинчикам, продвигаясь вглубь парка, пока не добрались до Видеополиса, танцевального клуба для подростков под открытым небом. Вот мы, Майкл Джексон и Кори Фельдман, стоим среди тысячи тинейджеров, а на дворе середина восьмидесятых. Играла песня Мадонны. Я сказал Майклу, что хочу потанцевать.

— С ума сошел?

— Да ладно, — парировал я, — все будет нормально.

— Ты понимаешь, что будет, если они нас узнают?

— А ты не танцуй как Майкл Джексон, — велел я ему. — Танцуй как обычный человек.

— Кори, — он поднял бровь, и я осознал, что он прав.

Мы оставались в Видеополисе, стараясь держаться подальше от основной толпы, пока парк не закрылся. Было около полуночи. Но Майклу совсем не хотелось ехать домой. Мы решили переночевать в отеле Disneyland Hotel, но когда подошли к стойке регистрации, нам сказали, что у них нет свободных номеров.

— Я был бы вам очень признателен, если бы вы смогли нам помочь, — сказал Майкл. Он был вежлив, совершенно неэгоистичен и ничего не требовал, хотя именно такого поведения можно было бы ожидать от звезды подобных масштабов.

— Извините, сэр. У нас все занято.

Майкл взглянул на меня и вздохнул. «Я не хотел это делать», — говорил его взгляд. Он вытащил бумажник и достал из него водительские права и карточку American Express, на которой золотыми буквами были выбиты слова «Диснейленд» и «Майкл Джексон». Он положил все это на стойку. Мне показалось, что администратор сейчас задохнется и умрет. У него глаза вылезли на лоб.

— О, простите, сэр, — запинаясь, произнес он, перебирая какие-то бумаги. — Минуточку, пожалуйста. Я посмотрю, что можно сделать.

Не знаю, выбросили ли они из номера какого-то несчастного среди ночи или приняли какие-то другие меры, но через несколько минут нас проводили в небольшую комнатку на втором этаже, практически кладовку. Казалось бы, Майкл Джексон станет настаивать на чем-то более роскошном, возможно, на многокомнатном номере-люкс, но его все эти вещи совершенно не волновали — он был счастлив получить хоть какую-то комнату. Однако когда он увидел, что в комнате была только одна кровать, он тут же подошел к телефону и снял трубку.

— Нам нужна раскладушка.

И настоял, чтобы на кровати спал я.

* * *

Я и раньше ночевал в Хейвенхерсте, но обычно меня увозили на следующее утро, да пораньше. Поэтому я удивился, когда Майкл проснулся, освеженный и собранный, словно и не ложился спать, и сказал мне:

— Чем бы ты хотел заняться сегодня? Давай придумаем себе еще какое-нибудь приключение.

К сожалению, мне надо было возвращаться домой.

— Мой отец устроил меня на подработку, чтобы заработать немного денег, — ответил я. — Мне сегодня предстоит сниматься в игровом шоу.

Майкл одарил меня странным взглядом:

— Какое еще шоу?

— «Крестики-нолики» (Hollywood Squares).

— Кори! Нет! Нельзя этого делать. Это огромная ошибка!

— Что ты имеешь в виду?

— Такие шоу — для людей, карьера которых уже закончена. Они для людей, у которых в жизни больше ничего не происходит. А ты в самом начале своей карьеры. Тебе нужно заниматься более серьезными и важными проектами. Пожалуйста, не участвуй в этом шоу.

Я вынужден был признать, что он прав.

— Но это не зависит от меня, — сказал я ему. — Это решает мой отец. Он мой менеджер.

— Ты должен поговорить с ним.

— Ну, может, если ты поговоришь с ним, он тебя послушает.

— Ладно, — ответил Майкл. — Набери номер.

Вот так Майкл Джексон стал давать советы моему отцу. Я был разочарован, что мой отец не прислушался к нему. Он пояснил Майклу, что уже взял на себя обязательство привезти меня на съемки. «Я уже пообещал, что мой сын приедет, так что он поедет туда». Я слышал его голос в статическом шуме, доносившемся из трубки.

Майкл передал трубку мне; на его лице было написано: «Ну, я попытался».

Он отвез меня домой, и я отправился на съемки шоу, как и было запланировано. Это был последний раз, когда мы с Майклом провели время вместе. Разумеется, мы еще виделись потом, но больше никогда не ночевали вместе, не тусовались и не развлекались — так, чтобы только мы вдвоем.

* * *

Когда я впервые услышал, что Майкла Джексона обвинили в растлении детей, я чуть было не расхохотался, до того нелепо это звучало. А затем мне позвонили из полицейского управления Лос-Анджелеса. Сержант полиции и детектив хотели побеседовать со мной о дружбе с Майклом.

Записи этой беседы давно уже попали в прессу, и я ясно заявил, что Майкл никогда не прикасался ко мне и никогда не вел себя со мной неподобающим образом. Как ни удивительно это прозвучит, но на пленке я признал, что меня в самом деле растлевали, и даже назвал имя преступника. Сержант Дебора Линден, задававшая мне вопросы, только отмахнулась. Ее это не интересовало.

В течение следующих недель я дал несколько неофициальных комментариев прессе и заявил, что Майкл невиновен. (В то время я еще жил в Энсино, и папарацци частенько вертелись возле моего дома, когда им надоедало торчать у ворот Хейвенхерста.) Майкл был признателен мне за то, что я высказался в его защиту, и в качестве благодарности пригласил меня на ранчо «Неверленд» (через несколько месяцев после урегулирования дела).

Я позвал с собой Кори Хайма, поскольку он ни разу не встречался с Майклом. Мы катались на гоночных машинках. Мы хихикали, когда Майкл рассказывал нам о Мадонне, ходившей с ним на церемонию вручения Оскаров в 1991 году (кажется, она намеревалась сделать из него мужчину, но Майкл не был к этому готов). Мы смотрели фильмы в его кинотеатре. Мы вместе смотрели «Задумай маленькую мечту» (Dream a Little Dream).

В последующие годы я почти не виделся с Майклом. Он один раз позвонил мне, когда я лежал в больнице с больными почками. Я звонил в его офис в 1995 году, когда появились сообщения, что он упал в обморок от истощения в Нью-Йорке за несколько дней до выступления в театре Beacon Theater. Даже тогда было ясно, что его физическое и, возможно, психическое здоровье стало ухудшаться. Но я все равно хотел видеть его. Поэтому, когда меня пригласили на юбилейные концерты в честь тридцатилетия его сольной карьеры, я с радостью ухватился за эту возможность. Его компания прислала мне билеты, и я занялся организационными вопросами, чтобы мы с моей девушкой Сюзи могли полететь в Нью-Йорк. Я зарезервировал номер в отеле Millennium Hotel, прилегавшем к Всемирному торговому центру, но Маджестик убедил нас, что мы должны остановиться у него, поближе к семье и к центру города.

Первый из двух концертов в Мэдисон Сквер Гарден состоялся седьмого сентября. Мы с Сюзи приехали пораньше, прошлись по красной дорожке и заняли свои места. Все это было очень впечатляюще. Уитни Хьюстон, Слэш, ’N Sync и Destiny’s Child тоже принимали участие в звездном шоу, но в выступлении Майкла чего-то недоставало. Он был словно не в себе. Как будто совершенно не получал удовольствия от выступления. Это было странно, ведь Майкл обожал выступать. Я никак не мог соотнести человека на сцене с человеком, которому я так поклонялся все это время.

Последнее фото: Йоко Оно, Сюзи, Майкл и Кори в Tavern on the Green, 7 сентября 2001 г.
Последнее фото: Йоко Оно, Сюзи, Майкл и Кори в Tavern on the Green, 7 сентября 2001 г.
Когда концерт закончился, примерно часов в одиннадцать, мы с Сюзи сели в машину с несколькими членами семьи и в составе длинной вереницы автомобилей поехали по улицам города. Майкл устроил в ресторане Tavern on the Green в Центральном парке «Вечеринку с шампанским и икрой». Собрались все сливки звездного общества, от Глории Эстефан и Элизабет Тейлор до Марлона Брандо. В какой-то момент Шон Леннон предложил мне и Сюзи сфотографироваться с Майклом. Это был наш последний совместный снимок.

Мы перекинулись парой слов о том, что неплохо бы пообщаться на выходных. Разумеется, у Майкла был плотный график, и мы решили, что лучше всего встретиться в Мэдисон Сквер Гарден в понедельник днем, за несколько часов до второго концерта. Сюзи и я пожелали ему доброй ночи и поехали назад в отель. После этого события развивались очень странно.

Мы с Сюзи должны были получить пропуски за сцену на входе для VIP-персон, но когда приехали туда десятого числа днем, никаких пропусков для нас не было. Я раньше бывал на многих концертах Майкла, и все они всегда были организованы безупречно. Здесь же ситуация была совсем другой. Мы потоптались у входа какое-то время, после чего нас с Сюзи разделили. Я спустился на двух лифтах, прошел несколько тускло освещенных коридоров и попал в крошечную гримерную. Там я прождал около часа. Каждый раз, когда я открывал дверь, чтобы спросить, куда подевалась моя девушка или когда приедет Майкл, двое здоровенных охранников просили меня вернуться в комнату и ждать.

— Просто ждите здесь, сэр, — повторяли они. — Оставайтесь в этой комнате.

У меня было такое чувство, словно меня взяли в заложники. Было неясно, собирается Майкл встретиться со мной или нет. Наконец, он явился и прошел ко мне в комнату.

— Мне нужно поговорить с тобой.

Он был одет в концертный костюм и, казалось, был на взводе. Даже нервничал.

— Ты же знаешь, что я люблю тебя? Ты знаешь, что я не хочу верить в то, что мне говорят о тебе?

— Кто и что говорит? — спросил я. — О чем?

— Пожалуйста, пообещай мне, что ты не будешь писать эту книгу.

— Какую книгу?

— Мне сказали, что ты пишешь обо мне книгу, в которой собираешься рассказать всякие ужасные вещи.

Мне действительно предлагали написать книгу, и я одно время подумывал о том, чтобы написать мемуары, но так и не взялся за это дело, да и не собирался уже. Да и вообще, с чего бы мне писать книгу о Майкле Джексоне? Что еще более странно, с чего бы мне писать о нем «ужасные вещи»? Майкл и я были друзьями. Мы никогда не ссорились. И я напомнил ему обо всем этом в той крошечной гримерной, где мы стояли лицом к лицу.

— Ладно, я хочу тебе верить, — ответил он. — Я правда хочу. Но тебе нужно поговорить с моей матерью.

Мы вышли из гримерной, и он слегка подтолкнул меня в сторону Кэтрин. Она стояла за дверью, в коридоре. Я повернулся, чтобы спросить у него, что происходит, но вокруг него уже сомкнулось кольцо телохранителей. Он ушел.

Кэтрин обняла меня и сказала не волноваться; она, казалось, не разделяла тревог Майкла и пробормотала что-то о том, что люди пытаются его использовать, что было трудно понять, кому можно верить. Вскоре меня уведомили, что никаких пропусков ни для меня, ни для Сюзи нет. Было ясно, что нам больше не были рады за кулисами. Вместо того чтобы идти на концерт, мы вышли на улицу. Я выпустил наши билеты из рук, и они упали в грязную лужу на тротуаре. Я не мог объяснить, что произошло. Я просто хотел убраться из города.

Следующий день — 11 сентября.

Я вызвал портье, чтобы он забрал наш багаж. Мы с Сюзи собирались взять такси, чтобы доехать до аэропорта. Это было всего за несколько минут до того, как в ВТЦ врезался первый самолет. После этого все остановилось. К нам прибежал Маджестик и предложил пересечься с семьей. «Если кто и может выбраться из Нью-Йорка сейчас, так это Джексоны».

Как и для многих других людей, этот день для нас превратился в калейдоскоп страха, паники, ужаса и печали. Мы провели все утро, перетаскивая багаж в отель Plaza, где остановилась большая часть семьи Джексонов. (Джо и Кэтрин жили в другом отеле дальше по улице; Джанет и Майкл — в третьем отеле за углом.) Джермейн все время висел на телефоне, пытаясь договориться об аренде автобуса. В 4 часа дня, спустя часы, проведенные в шоковом состоянии, мы стали загружаться в автобус.

Когда я вошел в автобус и устроил Сюзи в одном из кресел, я увидел, как Маджестик странно посмотрел на меня. Внезапно за моей спиной возник Рэнди и сказал, что ему нужно обменяться со мной парой слов. Я последовал за ним и Джермейном на улицу.

— Боюсь, вы не можете поехать с нами, — сказал мне Рэнди.

— О чем это ты?

— Я не знаю, что произошло между тобой и Майклом, но он не хочет, чтоб ты ехал с нами в этом автобусе.

Я ничего не понимал. Сначала эта странная конфронтация из-за несуществующей книги, теперь меня вышвыривали с единственного транспорта, который мог выехать из города. Все тоннели и мосты были уже закрыты. Я мог застрять в Нью-Йорке без причин. Я был смущен, обижен и оскорблен. В итоге Джермейн согласился оставить нас в автобусе, взяв с меня обещание никогда не говорить об этом Майклу.

Следующие дни были причудливыми, если не сказать больше. Мы ехали в одном автобусе с Джексонами, останавливаясь по дороге в фаст-фудах и ресторанчиках Cracker Barrel (не знаю, осталось ли у них это правило, но в этих ресторанах звезды раньше могли пообедать бесплатно.) Когда мы выехали из Нэшвилля, и у нас появилась возможность арендовать машину, мы с Сюзи сошли с автобуса, поблагодарили семью и дальше поехали сами.

Вернувшись в Лос-Анджелес, я попытался оставить в прошлом то, что произошло между мной и Майклом, но сначала внес в свой третий альбом тонко завуалированную песню о тех событиях, “Megaloman”. Через пару недель после релиза песни адвокаты Джексона прислали мне официальное письмо, заявив, что она порочит Майкла. Я ответил на письмо. Уж кто-кто, а Майкл Джексон должен был понимать важность творческой свободы. (Как будто он сам не писал язвительные песни.) После этого письма прекратились, и песня осталась в альбоме.

Я ездил с концертами, Сюзи переехала ко мне. На день Святого Валентина в 2002 году мы обручились. Но с Майклом мы так и не помирились. С тех пор мы ни разу не общались.

* * *

Посреди вереницы бессонных ночей и горы грязных подгузников мне позвонил журналист Мартин Башир.

Весной 2003 года мы с Сюзи посмотрели убийственный репортаж «Жизнь с Майклом Джексоном» на телеканале АВС News. Его транслировали более чем через год после того, как мы с Майклом рассорились. К тому времени я уже перестал быть ребенком, обожествлявшим самопровозглашенного Короля поп-музыки. Я был взрослым. Вот-вот должен был стать отцом. А еще я в детстве был жертвой растления. Но когда я смотрел этот репортаж (как и миллионы людей, я видел там кадры, которые мне не понравились), мне стало жаль Майкла. Помню, как я спрашивал Сюзи: как же он позволил этому случиться? Как он мог пасть жертвой таких манипуляций, да еще так легко? Вскоре я узнал ответ.

Сразу же после выхода шоу в эфир Том Снеддон, окружной прокурор Санта-Барбары, начал официальное расследование. В ноябре того же года Майкла Джексона арестовали. И когда через два года после записи интервью, ставшего причиной всего этого, мне впервые позвонил Мартин Башир, я отказал ему. Но Башир настаивал. Он трезвонил и мне, и моему агенту.

В течение следующих недель Башир убедил меня, что он не пытался оболгать Майкла Джексона, когда впервые оказался на ранчо «Неверленд». Это звучало правдоподобно. Конечно же, он вместе со своей съемочной группой просто выискал сомнительную и неудобную информацию, а остальное развернулось само собой? В то время я вел переговоры об участии в театральной постановке в Нью-Йорке и работал над следующим альбомом. Немного рекламы мне не помешало бы. А Башир все уверял, что хочет задать мне лишь пару вопросов о Джексоне. Он предложил принять участие в спецвыпуске программы 20/20, в которой в течение часа будет обсуждаться моя жизнь. Я решил, что это хорошая возможность опровергнуть некоторые мифы и показать миру, кто я на самом деле. В итоге он воззвал к моему эго. Я не горжусь этим, но это правда.

Прежде чем появиться перед камерами, я настоял, чтобы ни один кадр этой программы не был использован в очередной разоблачительной передаче о Джексоне. Разумеется, именно это и случилось.

Интервью попало в эфир в феврале 2005 года. Едва я увидел рекламные ролики («Ребенок-актер Кори Фельдман обвиняет Майкла Джексона»), я сразу понял, во что влип. Я немедленно напряг мозги и стал вспоминать, не сказал ли чего-то сенсационного, но не мог припомнить ничего такого. Я признал, что Майкл однажды показывал мне книгу с фотографиями гениталий взрослых людей, пораженных венерическими болезнями. Это было в его квартире в Вествуде, по дороге к нашему ночному приключению в Диснейленде. И я сказал, что, сам являясь отцом, никогда не согласился бы отпустить моего ребенка на ночлег в «Неверленд». В тот момент я действительно не считал это особенно скандальным заявлением.

У меня нет никаких указаний на то, что Майкл когда-либо растлевал детей, и я всегда настаивал, что он никогда ничего не делал со мной. Но у него определенно были проблемы. Его здоровье быстро ухудшалось, и любой, кто читал таблоиды, мог это подтвердить. Кроме того, я лично столкнулся с его паранойей и видел его в окружении людей, которые порой заботились не о его интересах. Такие обвинения ему предъявляли не в первый раз. И растлевал он детей или нет, но ранчо «Неверленд» давно стало средоточием сплетен, скандалов и слухов. Да кто бы захотел при этом оставлять там своего ребенка?

Как и следовало ожидать, мое интервью разлетелось по всем средствам массовой информации. Оно было похоже на обвинение, хотя я никогда этого не подразумевал. Мне в самом деле следовало быть мудрее и предвидеть, чем это обернется. Вскоре после этого интервью мне пришла повестка в суд, где я должен был свидетельствовать по делу Майкла Джексона. В СМИ много сообщалось о том, что в марте я пойду в суд, но не в защиту Майкла, а со стороны его обвинителей.

Когда служащие полицейского управления Санта-Барбары обыскали «Неверленд» осенью 2003 года, они вынесли оттуда целую стопку порножурналов, но никакой детской порнографии не обнаружили. Они конфисковали спиртное, но не нашли доказательств того, что Майкл подпаивал детей спиртным («соком Иисуса», как писали в прессе). Прокурор пытался представить эти вещи как «доказательства» преступления Майкла, поскольку знал, что само их существование не стыкуется с публичным имиджем и репутацией Майкла и уже этим может «подтвердить» его вину.

Потакание своему внутреннему ребенку и постройка роскошного дома под названием «Неверленд» к началу 2000-х годов превратили Майкла в карикатуру на самого себя. В этом злосчастном интервью с Баширом он даже признал, что часто считал себя настоящим Питером Пэном. Но когда вы думаете о Питере Пэне, вы вряд ли представляете, что он прячет в своей хижине порнографию и бутылки со спиртным. Снеддон это знал и воспользовался этим, надеясь выиграть дело.

Но Майкл на самом деле не был персонажем из мультфильма. Он был взрослым мужчиной, который столкнулся с чудовищным непониманием.

Во всей этой истории с интервью был один положительный момент: поскольку я ранее так часто выступал в поддержку Майкла Джексона, а теперь похоже было, будто я изменил свое мнение, ни прокурор, ни защита Майкла не сочли меня хорошим свидетелем. Вместо похода в суд и дачи показаний я переехал в Нью-Йорк вместе с семьей и наблюдал за этим судом издалека.

Перевод: justice_rainger

* * *

Многие поклонники Майкла Джексона считали и продолжают считать Кори Фельдмана предателем. Без сомнения, он был обижен на Майкла и некоторыми своими высказываниями навредил его репутации. Но после смерти Майкла Кори сказал о нем и много хороших слов. В частности, в интервью во время промоушена книги он вспоминал:

«Я не знаю всего, что произошло в те годы, когда мы не общались, — могу лишь рассказать вам о человеке, которого я знал, о человеке, который был моим близким другом, был мне как брат. Он не был тем, кем его изображали…

Когда меня арестовали за хранение наркотиков в 1990-м году, он не остался в стороне — хотя его имидж тогда еще был безупречным и он, безусловно, мог отойти в тень, отстраниться. Но он позвонил мне. У меня осталось его сообщение на автоответчике: “Привет, Кори, это Майкл. У тебя все в порядке? Перезвони мне, если нужно”. Он был настоящим другом, понимаете? Он меня поддерживал. И я благодарен за это. Это показало мне, каким человеком он был на самом деле».
(Huffingtonpost)

«Он научил меня очень многому. Он научил меня любить животных, благодаря ему я стал вегетарианцем, задумался о правах животных, о проблемах окружающей среды. Он научил меня внимательно относится к поклонникам. Для тебя встреча с поклонниками может быть ничего не значащим эпизодом, ты можешь быть чем-то занят в этот момент, но они будут помнить об этом всю жизнь, поэтому очень важно отнестись к ним со вниманием. Этому научил меня Майкл. Он был мне как старший брат».
(CNN
)

8 мыслей о “Кори Фельдман: «Он был мне как старший брат»

  • 30.03.2014 в 06:25
    Постоянная ссылка

    Спасибо большое. И еще здорово, что теперь появилась кнопка, дающая возможность делиться материалами сайта «вконтакте», там обширная аудитория.

    • 15.03.2020 в 15:26
      Постоянная ссылка

      Жаль, что Корри так и не научился у Майкла быть выше человеческого эго…

  • 30.03.2014 в 18:01
    Постоянная ссылка

    Спасибо за перевод.
    Даааа, печально все это….. Вот такие вот кори за «отлучение от тела» тут же проявляли свою гнилую сущность и мстили, при этом изображая невинных овечек.
    Очередной любитель паранойи…

  • 31.03.2014 в 13:45
    Постоянная ссылка

    Если Кори, по его же словам, в 1984 было 11 лет, то на первой фотографии ему должно быть около 15, тогда как Майклу около 30. Вы уверены, что на фотографии 15-летний подросток?! Он выглядит старше Майкла! Это точно Кори?

  • 02.08.2014 в 21:47
    Постоянная ссылка

    я не поняла ,почему Майкла от него отвернуло? объясните,пожалуйста.

  • 01.05.2015 в 20:47
    Постоянная ссылка

    Не пойму,на что этот Кори обиделся? И вообще с чего он взял ,что имел право выйти и говорить какие-то «нейтральные «вещи о майкле в самый разгар дерьма,которые в конце концов сыграли на руку обвинителям.И даже не попытался выступить за правду.. И совершенно прав был Майкл,говоря о книге. Этот прохвост таки собирался её выпускать, и судя по его дальнейшим действиям ,’ужасные вещи» таки планировались в ней.Понятно,почему Майкл убрал его от себя. Да,он и есть предатель. А уж КТО после смерти Майкла не спел ему дифирамб? Даже Башир это сделал. Так что поздно объясняться.

  • 28.12.2020 в 15:33
    Постоянная ссылка

    Тонко завуалированная песня… Да любому, кто слушал Inviсible, с первых же секунд становится понятно, на кого эта пародия. Даже если слушатель ни слова не понимает. Джермейну хоть стыдно было за свою «пародию». А
    этот…

Обсуждение закрыто.